Стихия, его жена и дети

– Что? – спрашивает Даниэль.

– Там толпа человек пятьсот, – уныло отвечает актер жене. – Я так надеялся, что побудем здесь минут пять, а потом вернемся в отель…

– Не надо делать вид, что тебе это неприятно, – Даниэль пробегает глазами факс с деталями церемонии. – Смотри, твоя звезда будет рядом со звездой сэра Энтони Хопкинса. Хорошее место. Ну улыбнись. Мы с детьми специально летели из Австралии, чтобы убедиться, что на сей раз ты не отвертишься.

Рассел усмехается. Звезду на «Аллее славы» ему предлагали и раньше, но согласился он только с третьего раза. «Мне казалось, надо еще чем-то отметиться, еще что-то сделать в кино, чтобы принять звезду со спокойной совестью», – объяснял он. Но в третий раз испугался, что если откажется и сейчас, то больше уже не предложат.

– Именно такая серьезная, неулыбчивая погода ассоциируется у меня с личностью Рассела Кроу, – начинает приветственную речь режиссер Рон Хауард, работавший с Расселом в «Играх разума» и «Нокдауне». – Потому что на съемочной площадке Расс – не актер, а стихия. Природное явление, которое невозможно контролировать.

На съемках «Нокдауна» режиссер все время жаловался: «Работать с Расселом – все равно что снимать на тропическом острове в сезон дождей. Его настроение, как погода, меняется по десять раз на дню, но в основном у нас темно, облачно и пахнет грозой. И большую часть времени ты молишься, чтобы выглянуло солнце».

– Я не устаю благодарить судьбу за свою работу, – говорит Рассел, когда его наконец подпускают к микрофону. – Если есть на свете место, где я люблю быть почти так же сильно, как со своей семьей, это съемочная площадка в первые дни работы, когда все еще ново. Удивительное чувство! Двадцать лет назад я решил, что хочу испытывать его всю оставшуюся жизнь…

Даниэль улыбается поверх вихрастой макушки Тенни, который устроился у нее на коленях. Она прекрасно помнит тот жаркий летний день в австралийской провинции. Тогда началась не только его кинокарьера, но и их любовь…

Начинаем с поцелуев

1990 год. Австралия. К полудню солнце разогрело окрестности так, что, казалось, сам воздух вот-вот начнет дымиться. Юноша и девушка укрылись от жары в маленьком пыльном сарае. В своем голубеньком полудетском платьице она похожа на школьницу-выпускницу, он – постарше, в брюках фасона 1950-х годов и майке, открывающей широкие плечи. Они полулежат на колючих мешках со старым сеном. Картину классического деревенского свидания портит только съемочная группа, набившаяся в тесное помещение. От палящих софитов внутри еще жарче, чем снаружи.

– Готовы? – спрашивает режиссер Джордж Огилви. – Рассел, встряхнись, пожалуйста. Дани, ты можешь хотя бы сделать вид, что ты его хочешь?

Оба смотрят на него с тоской. По техническим причинам съемки фильма «Перекресток» были отложены на три месяца и в итоге пришлись на самое пекло – около сорока градусов жары в тени.

– Внимание! – командует Огилви. – Начинаем с поцелуев. Камера! Мотор!

Юноша и девушка выполняют команду режиссера. От расслабленности не осталось и следа. Не отрывая губ от его рта, Даниэль тащит с Рассела пропотевшую майку. Кажется, что температура в сарае подскочила еще на десяток градусов и самое время на всякий случай вызвать пожарную бригаду. Девушка стонет, сильные пальцы Рассела рвут лиф ее платья, пуговки летят в разные стороны как шрапнель.

– Джордж, это порно! – кричит оператор. – Его пора оттаскивать!

– Идите-ка вы оба в тенек, – режиссер протягивает ей чью-то запасную майку. – Проветритесь, пока к платью Дани пришьют пуговицы.

Тенька на улице нет и не предвидится. Актеры, стараясь не смотреть друг на друга, медленно бродят по берегу почти пересохшего пруда.

– Постарайся больше так не делать, – говорит Даниэль. – Ты слишком симпатичный парень, а у меня бойфренд в Сиднее.

– Что думаешь делать дальше? – спрашивает он, чтобы сменить тему. – Ты решила, чем будешь заниматься – кино или музыкой?

– Сначала буду учиться, – говорит девушка. – Потом решу. А ты?

– Ты куришь и пьешь. Каким еще вредным привычкам тебя могут научить?

– Значит, поступать совсем никакого смысла нет, – улыбается Рассел. – И потом, у меня школьного аттестата нет, я выпускные экзамены не сдавал. Но актерство – это же штука интуитивная. Если буду работать, думать и осторожно выбирать роли, стану величайшим актером в мире.

– Ну так уж и величайшим.

– Одним из величайших, – поправляется он. – Так лучше?

– Скромный ты парень.

После съемок она вернулась в Сидней, к бойфренду, но инцидент в сарае никак не шел у нее из головы. Да и Рассел не давал забыть о себе – писал, звонил, иногда, будучи в городе, приглашал на ужины. Видя реакцию на эти письма, звонки и редкие встречи, сияющие глаза и мечтательные улыбки, бойфренд впадал во все большее уныние, а через год просто собрался и ушел. Рассел тут же подтвердил, что с интуицией у него все в порядке. И материализовался в дверях ее квартиры, едва потерпевший поражение соперник вынес свои вещи из подъезда. Их первый настоящий романтический вечер начался в ресторане, а закончился в его съемной квартире, где оттаскивать их друг от друга было некому, да и незачем. «Я успела хорошо узнать его до того, как мы начали встречаться, – говорит Даниэль. – Рассел – нежный, добрый, заботливый. Он очень домашний, теплый, уютный. В первые месяцы романа он потряс меня тем, что охотно брался за домашние дела, даже готовил. Правда, бардак при этом устраивал жуткий, но для мужчины на кухне это вполне естественно».

Наследство «Гладиатора»

12 апреля 2010 года. Лос-Анджелес. Войдя в номер отеля, Рассел бросает пальто на пол и, морщась от боли, ковыляет в комнату и падает в кресло. Только Даниэль знает, чего стоили ее мужу несколько месяцев, проведенных в мокром лесу, в седле, с мечом в руках. Оба сына сейчас же пытаются залезть к отцу на колени, но Даниэль просит дать папе короткую передышку.

– Ты только посмотри на себя, – она мягко массирует мужу плечи. – Каждый раз, когда я отпускаю тебя сниматься у Ридли, он возвращает тебя инвалидом. Может, показаться врачу?

– Какому врачу – психиатру? – ворчит Рассел. – Может, он объяснит мне, зачем я пытаюсь себя изувечить. И дело не в Ридли. Я и у других режиссеров ломался. Когда боксировал для «Нокдауна», чуть без рук не остался. А когда учился кататься на коньках для «Тайны Аляски» – без ног.

– Ты не представляешь, как это здорово – стрелять из лука. Особенно ощущение мощи, полета, когда выпускаешь стрелу. С ума сойти можно.

– Это не объясняет, почему ты еле ходишь.

– Просто устал, – Рассел трется коротко стриженной головой о руку жены. – И погода плохая. Старые раны чувствительны к таким вещам.

– Половина твоих старых ран – сувениры со съемок «Гладиатора», – решительно говорит Даниэль. – Я поговорю с Ридли. Я рада, что ты его любимый актер, но это не значит, что ты должен умереть в кадре.

– Мне давно не было так хорошо, как на съемках «Робин Гуда». Каждое утро просыпался и чувствовал себя на двадцать лет моложе.

В комнате повисает тишина. Они оба понимают, что сладить с Расселом на съемочной площадке никто, кроме Ридли Скотта, не в состоянии. Все режиссеры, кроме него и Хауарда, поработав с Кроу однажды, давали клятву больше не подвергать себя таким испытаниям. «Рассел – мачо, – сказала о нем партнерша по «Играм разума» Дженнифер Коннелли. – Он харизматичный, у него есть мнение по любому вопросу, он занимает много места и привлекает много внимания. Людей, которые не готовы постоять за себя, его энергетика просто расплющивает».

... В ресторане отеля почти пусто. Это и к лучшему. Шума, производимого совместными усилиями Чарли и Тенни, хватило бы, чтобы лишить аппетита кого угодно, за исключением гордых родителей.

– Я думаю, по крайней мере один из детей пойдет по твоим стопам, – говорит Дани, таская из салата помидорки черри.

– Да, я заметил, – Рассел поднимает глаза от бифштекса. – У Тенни есть чертовщинка в глазах. Актер растет.

В последние месяцы съемок «Робин Гуда» мальчики жили с отцом в Англии, чтобы не мешать матери работать над новым альбомом. Тенни стал любимцем съемочной группы – костюмеры сделали малышу шлем и меч, а каскадеры между дублями катали его на лошадях. У Рассела прибавлялось по седому волосу каждый раз, когда он видел, как младший сын лазает среди осадных орудий или делится яблоком с конем, непринужденно держась за могучую ногу с тяжеленным копытом.

– И как ты отнесешься к тому, что он вырастет актером?

– Я очень надеюсь, что этого не случится, – истово говорит Рассел, но, заметив суровую искру в глазах жены, поправляется: – То есть если ему захочется – пожалуйста. Главное, чтобы он не калечил жизнь, думая, что только так сможет заслужить мое одобрение.

– Но вообще-то, когда я говорила о стопах, я имела в виду не Тенни, а Чарли.

– А что с Чарли?

– Мы выходили из школы и встретили его учительницу, – улыбается Даниэль. – Наш сын сказал ей: «Мне нравится, как вы сегодня одеты. Может быть, завтра оденетесь так же?» Она, конечно, засмеялась: «Нет, Чарли, завтра эти вещи будут в стирке». Чарли говорит: «Хорошо, тогда наденьте что-нибудь такого же цвета».

Рассел, смеясь, треплет старшего сына по голове.

– Все это, конечно, очень забавно, но почему ты решила, что он идет по моим стопам?

– Ты всегда умел найти подход к женщинам.

– Да, только ни одна, кроме тебя, рядом со мной не задержалась, – актер накрывает тонкую руку жены своей большой ладонью. – У меня такое чувство, что я был женат на тебе всегда…

Даниэль кивает. Они не теряли связи, не переставали общаться даже в те шесть лет после расставания, когда у каждого была своя жизнь. Дани летела к нему по первому зову, оставалась столько, сколько ему было нужно, делала все, о чем он ее просил, и даже больше. И ей, обычно такой независимой, совсем не казалось, что эта странная полудружба-полулюбовь как-то унижает ее женское достоинство. Она всегда знала: если ей понадобится его помощь, Рассел точно так же примчится к ней откуда угодно, независимо от того, что подумает или скажет об этом его очередная пассия. Кого-то из его подруг это раздражало, однако Рассел сразу давал понять, что перед выбором «она или я» его лучше не ставить.

Это моя территория

2001 год. Австралия. Грузовичок Даниэль въезжает в ворота ранчо семьи Кроу. Несмотря на то что они с Расселом давно расстались, его родители и брат принимают ее так же радушно, как и раньше. Но сейчас Дани не до чаепитий и болтовни. Она приехала, как только услышала, что Рассел вернулся домой зализывать раны после разрыва с Мэг Райан.

Она находит Рассела на пригорке.

– Как так получилось с Мэг? – Дани перехватывает его удивленный взгляд, ведь раньше они никогда не обсуждали ни его женщин, ни ее мужчин. – Она показалась мне очень милой...

Несмотря ни на что, Даниэль жалеет Мэг. Она по себе знает, как трудно выбросить Рассела из сердца и научиться замечать других мужчин.

– А на что была похожа твоя любовь к ней? – тихо спрашивает Даниэль.

– Не знаю, – говорит он. – На взрыв. На что-то огромное, мощное, чему невозможно сопротивляться. И хватит говорить о ней, хорошо?

Даниэль больше никогда не упоминала имени своей единственной серьезной соперницы. Они с Расселом провели на ферме несколько дней. Гуляли, читали стихи и сами не заметили, как начали строить планы. Даниэль не может забыть, как смеялась, когда он гордо заявил ей, что «практиковался» в отцовстве, и объяснил как. Рассел исправно прилетал откуда угодно на каждый отел, окот и опорос и собственноручно ухаживал за новорожденными телятами, ягнятами и поросятами.

– Ну хватит, – он мягко постучал задыхающуюся от смеха Даниэль по спине. – Что смешного я сказал?

– Ничего, – она, все еще не в силах разогнуться, вытирает глаза подолом его ковбойки. – Из тебя действительно выйдет хороший отец, Расс.

– А какой из меня получится муж? – интересуется он, и Дани понимает, что это не праздный вопрос.

– Верный, я надеюсь.

Однако прежде чем Даниэль Спенсер в апреле 2003 года стала законной миссис Кроу, ей пришлось пережить еще один роман Рассела. Идеальный на вид брак его старинной, еще со школьных времен, любви, Николь Кидман, треснул, как тухлое яйцо. Рыжеволосая красавица, сбежавшая от пересудов в родную Австралию, под крыло мамы и сестры, вдруг оказалась несчастна, близка и свободна. Она нуждалась в дружеской поддержке и еще больше – в мужском внимании, которое помогло бы ей преодолеть возникшие после развода с Томом Крузом комплексы. Под напором ее внезапно проснувшейся сексуальности Рассел «поплыл». На приемах и вечеринках Даниэль иногда приходилось физически вставать между ними, пока наконец хорошо просчитанный счастливый случай не столкнул двух женщин в дамской комнате ресторана.

– Мы с Расселом давно вместе, – сказала Даниэль, безмятежно разглядывая себя в зеркале. – Куда бы он ни уходил, он всегда возвращается.

– Я понимаю, – Николь еще раз провела помадой по и без того идеально накрашенным губам.

– Я не против вашей дружбы. Я просто хочу, чтобы мы точно определили, где кончается твоя территория и начинается моя.

– Прости, если я чем-то тебя обидела, – Николь со звонким щелчком захлопывает сумочку. – Я рада за вас. Хотя мне жаль, что я опоздала. Может быть, если у меня и у тебя когда-нибудь родятся разнополые дети, мы все-таки сможем стать одной семьей.

– Договорились.

Через семь лет дамы вспомнили этот уговор. Когда дочери Николь Санди Роуз было около трех месяцев, ее представили мальчикам Кроу – и все четыре родителя, включая мужа Кидман, музыканта Кита Урбана, остались весьма довольны результатами смотрин.

В фильме главное – лошадь!

13 апреля 2010 года. Лос-Анджелес. Робин Гуд идет по Шервудскому лесу, серые глаза внимательно вглядываются в сумеречные тени, руки сжимают лук, стрела лежит на тетиве.

– Чарли, мы пойдем домой только после того, как мне дадут лошадь, потому что твой брат хочет на это посмотреть, – терпеливо отвечает Рассел.

Он привел детей на закрытый просмотр «Робин Гуда». Чарли и Тенни никогда раньше не видели отца на экране. «Робин Гуд», на взгляд Рассела, тоже не совсем детское кино, но, по крайней мере, ребята были на съемочной площадке.

«Я всегда был ориентирован на семью, дом, домашнее хозяйство, – говорит Рассел, когда его спрашивают, насколько изменило его отцовство. – Для меня никогда не было проблемой сходить в магазин, более того, я хожу в магазин быстрее, чем многие женщины. Не застреваю перед прилавками, не покупаю ненужных вещей. С появлением детей я стал мягче. В моей жизни было много всякого дерьма. Я дрался, обижал людей, чуть не убил человека телефоном и чуть не сел за это в тюрьму… Я не ищу себе оправданий, просто, когда у меня появилась семья, разлука превратилась в невыносимый стресс. Быть далеко от Дани и мальчиков очень тяжело. И потом, я по натуре боец. Я родился в Новой Зеландии, очень далеко от кино и Голливуда, в простой семье, а сейчас у меня есть «Оскар» и звезда на «Аллее славы». Я сражался за это всю свою жизнь, не жалея себя, потому что такой путь нельзя проделать без крови, пота и слез».