– Какие у вас складываются отношения с актерами на площадке?

– Профессиональные, как и положено. Но это поначалу. Съемочная группа – это такой мир, где формируется своя собственная субкультура. Например, на съемках «Гладиатора» мы все время играли в футбол для поддержания боевого духа, а на «Гангстере» много музицировали, поскольку у нас «команда» подобралась музыкальная: Common, RZA, T.I., Джон Хоукс и другие ребята. Хип-хоп хоть и не мой стиль, но довольно интересный. На самом деле, эти парни знают самые разные музыкальные инструменты и играют разную музыку. Я с восхищением отношусь к людям, у которых есть чему поучиться. Говорю я о художниках, актерах, музыкантах – людях творческих во всех отношениях, обладающих подвижным умом и многоуровневым потоком сознания. Я легко схожусь с людьми, которые в состоянии принять меня таким, каков я есть. А это не всегда просто.

– И как вы сошлись с режиссером Ридли Скоттом? На экраны недавно вышел ваш четвертый совместный проект «Совокупность лжи».

– Ну, это известный факт – мы оба люди очень добрые и щедрые!.. Ридли – человек непростой, хотя и выглядит милягой и обаяшкой. Мы далеко не всегда и во всем с ним сходимся, но наши разногласия удобны для нас, как… старые вельветовые штаны. В них мы находим нечто общее: уважение к профессии и кинематографической традиции.

– В штанах?..

– Нет, не в штанах! – в разногласиях. Когда мы не согласны в чем-то, мы всегда приходим к одному и тому же выводу: Ридли знает свое дело, а я – свое. Он уважает труд сотен людей в этом дорогостоящем съемочном хозяйстве и знает, чего стоит снять фильм. Это честь работать с таким режиссером. Ридли Скотт– один из величайших кинохудожников, когда-либо живших на земле. Он – профессионал высочайшего класса. Ну, где еще вы встретите режиссера, который до своего первого фильма снял более двух тысяч рекламных видеороликов для телевидения? Для тех, кто не понимает, как важен этот момент, я поясню. Работа над рекламой требует знания всех аспектов съемки: свет, время, ритм, технологии… Только концентрация всех этих деталей производит впечатление на зрителя – потенциального покупателя. Я с самого начала понял, что у Ридли многому можно научиться. Когда он делает замечание, главное, дослушать до конца, дать информации осесть в голове, и через какое-то время становится ясно, о чем он говорил. То, что видит Ридли, не видит никто, у него в голове какой-то компьютер, показывающий готовую картинку, и нам, актерам, надо сильно напрячься, чтобы увидеть ее.

– Сейчас вы снова играете у Скотта. В боевике «Ноттингем» исполняете роль Робин Гуда, вполне себе исторического персонажа.

– Если чья-то жизнь оказывается настолько значительной, что по ней снимают фильм, то для меня огромная честь сыграть этого человека, и я чувствую ответственность за эту работу. Это сложно, интересно и рискованно. Особенно если прототип еще жив. Важно не копировать его, а понять, принять и прорасти им.

– В «Гангстере» вы как раз играли бескомпромиссного детектива Риччи Робертса. А прототип главного героя работал на этом проекте консультантом. Трудно было найти с ним общий язык?

– Думаю, мы с Риччи во многом похожи. Он, как и я, вовсе не «открытая книга» для каждого желающего заглянуть. Процесс нашего сближения был очень медленным. Мы присматривались друг к другу, говорили о чем-то, не имеющем отношения к фильму. После нескольких встреч он как-то попривык ко мне. Риччи рассказывал мне о Нью-Йорке 70-х, а это, скажу я тебе, сама по себе тема интереснейшая. Он стал больше доверять мне, после того как убедился, что я терпеливый слушатель и не перебиваю, торопясь со своими выводами. (Я лично этого вообще не переношу в людях). При этом он человек противоречивый. На одном дыхании может говорить совершенно разные вещи: например, что ни в коем случае не хочет, чтобы в фильме его выставили бабником, и тут же рассказывает мне о сексе со стенографисткой на столе в здании Верховного суда. Поди, пойми его...

– А насколько для актера важен публичный имидж?

– Чем старше я становлюсь, тем причудливее мое отношение к честности. Я не думаю, что, став знаменитым, ты со временем непременно изменишь своим моральным принципам, станешь «фальшивым», как принято говорить. Если я когда-либо перестану быть человеком, который может тебе ответить честно на любой заданный вопрос, прямо глядя в глаза и не беспокоясь о твоей реакции, тогда я просто перестану сниматься. Для меня важно, чтобы мне верили, чтобы моя работа находила отклик. Но при этом мне думается, зрителю в свою очередь следует фокусировать внимание на моей работе, а не на моей личной жизни.

– Ваша репутация трудоголика всем хорошо известна, но вы же что-то оставляете лично для себя?

– Я очень скучаю по своей семье. Очень. Еще немножко, и моим сыновьям я буду куда нужнее, чем всем зрителям вместе взятым. Наверное, тогда и придет время пересмотреть приоритеты.